Сегодня ко мне пришел Пигмалион. Странно так пришел. Позвонил по телефону, спросил «Я зайду?», я сказал «Валяй» и он тут же позвонил в дверь.

- Привет, Леня! – сказал я.

- Привет, - ответил мой старый друг, помялся у входа, поглядывая то на меня, то на дверь. На секунду показалось, что он сейчас развернется и уйдет, но вот он набрал воздуха в грудь и вошел, наконец, в мой дом.

В гостиной он сразу уселся в кресло, перекинул ногу на ногу, скрестил руки и стал изучать комнату, будто видел ее в первый раз. Наступила неловкая пауза, которая бывает, когда один явно хочет о чем-то поговорить, но ждет чтобы начал другой, но при этом, если другой начнет разговор как-то не так, беседа может и не состоятся. А пойди узнай, что сейчас на уме у Пигмалиона. К счастью я знал волшебные слова, которые подходят для начала любой беседы и читать Ленькины мысли не было нужды.

- Что будешь пить? – спросил я, неспешно направляясь к бару.

- Водку. – ответил Леня.

Я еще раз внимательно на него посмотрел – не шутит ли. Я, конечно, уже понял, что не на чай с лимоном он пришел, но чтобы так… вдруг… и с утра… Однако Леня смотрел на меня почти с мольбой, и я молча достал бутылку и две рюмки.

- Ладно уж, говори все как есть, - предложил я, открывая бутылку.

- Я хочу расстаться с Галатеей и вчера ей об этом сказал.

Эх, почему я не успел ничего набрать в рот? Я бы тогда театрально поперхнулся, эффектно показав, что этой новости точно не ждал. Но поперхнуться было нечем, я сидел и молча на него смотрел. Видно только взгляд выдавал мое изумление.

- Я правильно тебя понял, - спросил я, - ты хочешь расстаться с идеалом, который сам создал, жизнь которого вымолил у богов, ползая перед ними на коленях? Ты понимаешь, что за все время существования мира лишь одному тебе они сделали такое снисхождение и дали идеальную жену? Конечно, идеальную лично для тебя, но ты сам ее изваял. Я бы, к примеру, сделал бы и грудь побольше и бедра пошире.

- Вот потому-то боги и не воплощают ваши идеалы, что состоят они лишь из груди и бедер… - – огрызнулся Пигмалион на мою попытку пошутить, - нежизнеспособны они в такой комплектации. – добавил он и отвернулся. Я, чтобы загладить неловкость, молча налил. Мы выпили, Леня тут же странно раскраснелся и сам продолжил разговор.

- Понимаешь, - говорил он – весь последний год у нас все как-то не так. Ты знаешь, она еще до того как ожила, меня вдохновляла. А когда обрела плоть, стала вдохновлять еще больше. Мои картины стали реально лучше и от заказов не было отбоя. Я рисую, моими работами восхищаются, ждут, что каждая новая будет ярче и смелее предыдущей. А я стараюсь, я в каждую работу вкладываю душу, и жду, что и она порадуется моим успехам, а ей как будто все равно. А потом выдает, ты меня не любишь, ты их больше любишь, ты с ними больше времени проводишь… Ладно, я бросаю работу, мы едем к морю, мы выходим в театр… Но работа остается работой. Есть заказы, моих картин ждут, да и мне работа важна, ты же сам человек творческий, знаешь, что творится в душе, когда охвачен вдохновением, все в тебе кипит, ты не можешь не творить. А она мне: «ты снова к работе!» И знаешь, мне и вправду все больше хочется быть в работе, чем с ней.

Леня замолчал. Я налил. Мы выпили. Слегка улыбаясь, я стал постепенно расслабляться. Дело, кажется, прояснялось. Знакомая ситуация, кто через нее не проходил? Из-за такого не расстаются, побесятся – помирятся. Но Леня продолжил:

- А недавно в мою студию вернулась одна натурщица. Ты наверняка помнишь ее, я с ней работал еще студентом, самые первые портреты я рисовал с нее. Потом мы еще не раз встречались, но все больше «привет, как дела». А вот теперь через много лет я снова начал с нее рисовать. И какие стали получатся картины! В них и жизнь, и страсть, и душа! И чем больше я с ней работал, тем больше мне хотелось еще. Пока она позировала, мы часто говорили, каждый разговор был маленьким прикосновением к душе, и глубина этой души стала восхищать меня, я стал стараться раскрыть ее на холсте. И вот однажды, когда я любовался почти завершенной работой, вошла Галатея. Она посмотрела на картину, потом на меня и выбежала в слезах. «Ты рисуешь себе новый идеал!» - только и сказала она в тот вечер. С тех пор наша жизнь превратилась в противостояние. Галатея ревнует меня каждый раз, как только я берусь за кисть.

- Ну вы даете, - не удержался я, которому и в голову не пришло бы создавать проблему из-за подобной ерунды, - было бы из-за чего париться, ревнует Галатея к натурщицам, пиши картины с Галатеи. А еще лучше, забудь натурщиц и рисуй пейзажи. Кстати, тебе полезно будет чаще бывать на природе!

- Если бы дело было только в картинах! – крикнул Пигмалион и вскочил с кресла, - я вдруг понял, как дорога мне стала моя натурщица, что не хочу даже на час расставаться с ней! И я не мог смолчать, я рассказал об этом Галатее. А она сказала, что я могу идти к кому захочу, а она больше не хочет видеть меня и ударила по лицу.

Неожиданно для самого себя я рассмеялся.

- Лёнчик, ну ты даешь! А чего ты, интересно, ожидал? Что она скажет «Ой, как здорово, я тоже не хочу с ней расставаться ни на час?».

Пигмалион только прикусил губу.

- Я тебе, Леня, открою один страшный секрет, - продолжал я, - Все женатые мужчины хотят других женщин. И это нормально. Просто одни тихо терпят, другие тихо заводят любовниц. Но тихо! Понимаешь? Женам об этом не говорят, даже если те все знают!

- Ты не понимаешь! Галатея всегда была немного частью меня, я от нее ничего не скрывал, не мог и этого скрыть!

- Да ты неисправимый идеалист! Я уже даже не знаю, решили ли тебя боги наградить за твой идеализм, или им просто захотелось над тобой посмеяться? Но что же твоя натурщица, она знает о твоих порывах?

- Знает, - ответил Леня, опустив голову, - в тот же вечер я говорил с ней и все рассказал.

Мне как никогда стало интересно.

- Ну и?

- Она как-то с грустью на меня тогда взглянула. Немного помолчав, сказала: «столько лет я искренне восхищалась тобой. Ты был смел, создавая свой идеал, ты был дерзок и отчаян, умоляя богов его воплотить, ты стал кумиром для многих, воплотив в жизнь свою мечту. Среди тысяч серых, унылых семейных пар, ваша засияла будто солнце. Казалось вот он, идеал, пусть редко, но достижимый. Супруги, что войдут в легенды, и веками будут вдохновлять влюбленных и поэтов. Что же я вижу теперь? Что внутри вашей семьи те же язвы, что и у всех. Что ты такой же, как все. И что так называемая любовь, не более чем приходящее влечение. Ах, если бы его не воспевали так настойчиво, как бы проще всем стало жить». Она встала и направилась к выходу. Я вскочил, чтобы задержать ее. «Не стоит» - сказала она – «тебе нужно лишь немного разобраться в себе, чего ты действительно хочешь, чего ты действительно ищешь. Немного заглянув в себя, возможно поймешь, что нужна тебе вовсе не я. Ведь ты уже творил свой идеал, считая, что больше тебе никто в этом мире не нужен». «Есть тайна, которую я еще никому не открывал» - сказал тогда я – «образ Галатеи я создавал с тебя. Понимаешь – это всегда была ты». «Нет» - ответила она – «я всегда была я, а Галатея всегда была Галатея». И она открыла дверь, сделала шаг за порог, потом обернулась и добавила: «И береги, пожалуйста, ее. Ведь ты ее создал. В этом огромном мире она никогда никому кроме тебя не была нужна». И дверь за ней закрылась.

Пигмалион замолчал. Я тоже не знал, что сказать. Впрочем, наверно любые слова были бы лишние. Лёня нуждался в том, чтобы его выслушали. После очередной рюмки он забрался в кресло с ногами. Нашел где-то лист бумаги и карандаш, и зачем-то начал срисовывать табурет. Я не мешал. Думал о том, почему все таки так получается. Все у него и вправду было классно. Может он просто в молодости не догулял? Сколько пытались вытащить его на вечеринки, дать возможность оторваться. А он все больше к своим картинам. А если бывало и появится где в компании, и даже с девушкой познакомится – болтает с ней об искусстве и звездах, пока ей совсем скучно не станет. Кто же так делает? Вот я, например, тоже об искусстве всегда мог поговорить, но и момент чувствовал, когда нужно нежно обнять, когда можно интимное что-то шепнуть, и когда уже разговоры не нужны. Будто слушая мои мысли, Леня вдруг заговорил:

- Знаешь, а я тебе всегда завидовал. Ты живешь легко, флиртуешь с красивыми девушками, у вас яркие встречи и легкие расставания. Я бы тоже так хотел… А то сам себе усложняю жизнь: стремился к идеалу… сотворил вот единственную и неповторимую… и сам же все испоганил.

- А знаешь, Леня, что все эти годы, меняя подруг, я постоянно завидовал тебе?

Леня ничего не ответил. Он уже срисовывал книжный шкаф. Очень скоро карандаш стал двигаться все неуверенней, а потом и вовсе выпал из рук. Мой друг спал. Я добросовестно переложил его на диван, укрыл пледом, и подумав, какой же я все таки хороший товарищ, собрался и сам идти спать. Но тут прозвучал звонок в дверь. На пороге стояла Галатея.

- Привет, Галя! – сказал я.

- Привет. – сказала она и я почувствовал дежавю, - Леня у тебя? – спросила она и я кивнул.

- Проходи, он правда уже спит, мы, знаешь ли, немного выпили.

- Наверно хорошо, что уже спит, - сказала Галя, проходя в комнату – я так устала от бесполезных разговоров.

Она прошла в комнату и села в кресло совсем как Леонид всего несколько часов назад. Я не удержался и спросил:

- Водки?

Но Галатея покачала головой.

- Лучше кофе.

И вправду лучше, подумал я и отправился на кухню. Но когда вернулся с подносом, Галатея уже спала. Прямо в кресле, так же, как еще совсем недавно спал Пигмалион. Я невольно улыбнулся и в голову мне пришла забавная идея. Я поднял Галатею и положил на диван рядом с Пигмалионом. А потом укрыл их. А когда я собирался гасить свет, заметил, что эти двое, не просыпаясь, нежно обняли друг друга. И это правильно, подумал я, погасил свет и пошел пить кофе в одиночестве.

Что-то есть мистическое в аромате кофе. Лишь вдохнешь его, и все вокруг начинает меняться. Меняются оттенки прошедших событий, меняется взгляд на будущие, и в голове упорядочивается хаос, мысли приобретают стройность и четкость. И, главное, то, что казалось еще совсем недавно важным, может вдруг потерять свое значение, и наоборот, вдруг видишь, как важно то, чего раньше не замечал.

Я невольно возвращался мыслями к двоим, что лежали сейчас, обнявшись, на диване. Будет утро, будет новый день, будет новый кофе и все будет по-другому. Они разберутся в себе, и у них все будет хорошо. Что-то простится, что-то забудется, что-то, конечно, навсегда изменится. Но кто об этом будет знать? Легенда о них все равно останется легендой.

© Copyright: Андрей Стрюк, 2008